– А как поступила ваша мать? Она боролась за себя? – спросила она после короткой паузы.
– Нет, она была слишком горда для этого. Мы уехали из Франции и поселились у ее замужней сестры в Соединенных Штатах. Мать, преподавала французский, однако уроки не приносили много дохода, так что главным добытчиком в семье пришлось стать мне. Пять лет назад она скончалась.
– А дальше? – быстро спросила Роми. Клод помолчал немного и вдруг предложил:
– Думаю, нам не мешало бы узнать друг друга немного поближе. Пойдемте к реке – подальше от могилы отца...
Они брели вдоль живых изгородей из кустов шиповника, мимо полуразрушенного каменного моста и домов золотисто-медового цвета, придавленных к земле, тяжестью известняковой черепицы. Сердце девушки сжималось от сочувствия к Клоду, хотелось прикоснуться к его руке, утешить, сказать, что ей самой до боли знакомо чувство сиротства, брошенности, и одиночества.
Миновав сосновую рощицу и подойдя к берегу реки, они уселись в тени плакучей ивы, прислонившись спинами к стволу, Клод – вытянув перед собой ноги, Роми – подогнув их под себя.
– Итак... вы хотите побольше, знать обо мне? – начал он медленно, и Роми, не сводя с него глаз, кивнула.– Иногда мне кажется, – сказал Клод, – что вы потрясающе похожи на свою мать.
Роми на мгновение, стало не по себе. Ей показалось вдруг, что Клод читает ее как открытую книгу.
– Вы мне льстите или, наоборот, укоряете? – с нерадостной усмешкой спросила она.
Глаза мужчины, начавшие было оттаивать, снова подернулись ледком.
– Все это, никому на нужная лирика, – пробормотал он. – Итак, сын аристократа, избалованный, не знавший ни в чем отказа, был брошен на переплавку в совершенно иную, жестокую, среду. Жизнь в Штатах стала для меня поистине великой школой выживания, и, пройдя ее, я понял, что смогу, если потребуется, пробить стену лбом для достижения поставленной перед собой цели.
Клод горделиво вскинул голову, словно сам от себя принимая вызов.
– Ваша участь, видимо, оказалась горше моей, – тихо заметила Роми. – Я никогда не знала ничего иного, кроме как повседневной борьбы за существование, а вы потеряли и отца, и родину, и привычный образ жизни, столкнувшись с необходимостью зарабатывать себе на кусок хлеба. Утраченный рай – так это, кажется, называется?..
– Нет худа, без добра. Жизнь на чужбине, по крайней мере, меня закалила.
Роми с уважением взглянула на его сильные руки.
– Были трудности с поиском работы?
– Нет, гораздо труднее было совладать с унижением, которое приносил мой род занятий, – усмехнулся Клод. – Я устроился на работу помощником повара на кухне, потом переквалифицировался в официанты довольно солидного ресторана.
Клод угрюмо почесал затылок:
– Став официантом, я узнал о жизни массу новых и неожиданных вещей. Невольно становишься наблюдательным... Именно там я научился смотреть и молчать, держать в узде свой нрав, скрывать от посторонних глаз свои истинные мысли и чувства.
– Спасибо, что предупредили, – иронично заметила Роми.
– Вы не ожидали от меня подобных откровений?
Роми кивнула и спросила:
– Но ведь вы не остались официантом. Что было дальше? Вам начало неудержимо везти?..
– Да, свалилась с неба манна небесная, – со смешком ответил Клод, – в виде дочки владельца нашей сети ресторанов. Не скрою, я с самого начала поставил себе цель вернуться во Францию богатым человеком и сил для этого не жалел. Благодаря ее папаше я стал управляющим ресторана, а уж потом... – Он помедлил и, поколебавшись, закончил: – А затем она мне сообщила, что я стану отцом.
Роми окаменела.
– Это был осознанный шаг? – спросила она со вздохом.
Клод отвел взгляд в сторону. – Что касается меня, то нет. Но поскольку даже в те времена, я имел какие-никакие, но принципы...
– Она вас любила? – прямо спросила она. Клод неопределенно пожал плечами.
– Возможно. По крайней мере, она шептала мнe слова любви всякий раз, как мы оставались наедине. Я допускал, что тоже, возможно, люблю ее. Дороти, была на семь лет старше меня... разумеется, мы при каждом удобном случае занимались любовью. Потом она призналась, что сознательно забеременела. Она тут же объявила об этом отцу, сообщив, что хочет выйти за меня.
– Ну а вы-то как на это смотрели? – поинтересовалась Роми.
– Я был молод, честолюбив, и в сексуальном плане все у нас было в порядке, – сухо сказал Клод. – Я жаждал успеха и признания. Мне льстило, что у меня есть не просто женщина, но жена. А потом, Дороти не имела привычки лезть ко мне в душу, чем, собственно, и купила меня тогда... – Нa губах его появилась саркастическая усмешка. – Видишь ли, Роми, я решил, во что бы то ни стало избежать ошибки моего отца. Умирать от любви, – развлечение для дураков.
– При таком подходе многого себя лишаешь, – с легкой грустью заметила Роми.
– Разумеется! Ненужных мучений, например, – презрительно сказал он.
– А также верной дружбы, единения душ, счастья, наконец, – пробормотала Роми, чувствуя, что настроение ее, испортилось.
– Жизнь научила меня, – сказал он, стиснув зубы, – быть безжалостным по отношению к другим так же, как и к себе. Меня сделали менеджером крупного супермаркета, который тесть открыл тогда в качестве побочного бизнеса. Я вкалывал, чуть ли не по двадцать часов в сутки и заработал себе имя в деловом мире. Все складывалось успешно, хотя жену я, как мне стало ясно, совершенно не любил. Три года назад мы развелись...
Журчала река, сквозь ивовые ветки виден был край розовеющего неба. Темнело. Роми было грустно, но встать и уйти она не могла. И не хотела.