Роми сжалась в комок, боясь, что растает в его объятиях раньше, чем получит ответ на этот главный и, по большому счету, единственный вопрос, который не давал ей покоя.
– Нет, Клод, я так не могу... Это... это нечестно, – запинаясь, пробормотала она, пытаясь увернуться от поцелуя.
– Ты ничего и никогда не забываешь, – хриплым от волнения голосом ответил Клод. – Сильви, рано или поздно придется жить своей жизнью. Она уже успела завести здесь сразу нескольких приятелей, хотя и скрывает это от меня... Уверен, что в попутчиках у нее не будет отбоя.
Только не это! – испуганно подумала Роми. Она никогда не желала того, чтобы ради нее мужчина разбивал жизнь другой женщины.
– Я так не могу! – прошептала она жалобно, откинув голову назад. – Не хочу, чтобы ты и она расстались из-за меня! Я изведусь от угрызений совести.
– Роми, милая! – пробормотал Клод. – Когда-нибудь она поймет нас. Сильви, не должна вставать между нами!
– Но она уже стоит между нами!
– Нет! Никогда не стояла, и не будет стоять! Для меня существуешь лишь ты.
Слегка наклонившись, Клод нетерпеливыми руками стал расстегивать нижние пуговки ее блузки.
– Боже, Роми! – вырвалось у него, когда ее упругие груди открылись его взору. – Как ты прекрасна! Еще прекраснее, чем я воображал себе на протяжении этих недель!
– Ты не шутишь? – У Роми мгновенно пересохло в горле от мысли, что не только она неотрывно думала все эти дни о его теле, пытаясь представить, как оно выглядит без одежды. Выходит, и он грезил о том же?
Пальцы Клода коснулись ее затвердевших сосков, лаская их, лишая девушку всякой способности к сопротивлению.
– И я вовсе никакая не красавица, не смейся надо мной, Клод!.. – прошептала Роми, чувствуя, что еще секунда, и она разрыдается от переполнявших ее противоречивых чувств.
– Мне нет нужды притворяться, милая! – Он нетерпеливо сорвал с себя мокрую рубашку и швырнул ее в сторону, затем поймал ее руки и положил их себе на грудь. – Прикоснись ко мне... Почувствуй меня...
Губы его яростно и почти жестоко впились в ее уста, и Роми, уже не в состоянии сдерживать себя, ответила на его страсть той же страстью, изо всей силы прижимая к себе его голову, желая лишь того, чтобы он целовал ее еще сильнее, еще жарче, еще неудержимее.
– Роми! Ты восхитительна! – выдохнул он хрипло, с трудом оторвавшись от ее рта. – Твои губы сладкие как мед...
– Она не сразу поняла, что его пальцы борются с ремешком ее шорт, пытаются расстегнуть молнию.
– Нет! – вскрикнула она в страхе, хватаясь за пряжку ремня, но тут же со стоном сдалась, неспособная бороться с охватившим ее огнем.
А Клод уже покрывал неистовыми поцелуями ее шею, ключицы, грудь...
– Но почему нет, Роми? – прошептал он с мольбой, лаская губами и языком ее соски.
Роми в бессилии откинула голову. О, как она мечтала об этих сладких минутах, боясь признаться себе самой, что этот мужчина за последнее время стал ей самым дорогим человеком на свете.
– Я снова набрала лишний вес! – всхлипнула она. – Ты... Ты не можешь любить меня... мое тело...
Клод снова коснулся горячими губами ее рта.
– Я обожаю твое тело... Я люблю тебя...
– Это невозможно, – вымолвила она, попытавшись отвернуться от него.
Клод заставил ее повернуться обратно.
– Мне так нравятся плавные изгибы твоего тела, округлость твоего живота... Ты восхитительна, Роми!.. Терпеть не могу худых женщин, которые выглядят как мальчики-подростки. Ты – настоящая женщина. Твое тело создано для любви, для продолжения рода... Ты пробудила во мне желание с первой же минуты, как я увидел тебя... – Он запнулся, потом срывающимся от волнения голосом продолжил: – Я всеми силами боролся с собой, я пытался сдерживать себя... Меня слишком пугал пример отца и то, что ты – дочь Софии. Вначале я пытался убедить себя в том, что легкий флирт с тобой поможет мне решить вопрос с коттеджами, но оказалось, это не так... Я не мог уйти от тебя, я хотел слышать твой смех, видеть твою улыбку. Я восхищался тем, как ты воюешь с трудностями, не теряя при этом своей женственности, как идут тебе старые линялые джинсы и мужская рубашка. Мне все в тебе нравится, и я хочу тебя, Роми, хочу так сильно, что и выразить не могу!
– Я боюсь поверить тебе, Клод, – прошептала она, задыхаясь. – Я уже слышала такие речи и раньше, и была безжалостно обманута. Надо мной подшутили – глупо и подло подшутили...
– Я убью любого, кто посмеет причинить тебе хотя бы малейшую боль! – взревел Клод. – Помимо прочего, если хочешь знать, я проникся глубочайшим уважением к тебе. Меня восхищало, как ты трудишься, не покладая рук, как бурно и непосредственно реагируешь на неприятности, сыплющиеся на тебя со всех сторон. Ты приняла на себя долг матери, хотя формально и не обязана была это делать. Мне неудержимо хотелось защитить тебя, взять под свою опеку, быть с тобой двадцать четыре часа в сутки. Я уже никогда не смогу вычеркнуть тебя из своего сердца, выбросить из памяти. Это сильнее меня! Так позволь же мне любить тебя. Скажи «да», и я стану самым счастливым человеком на свете. Верь мне, Роми!
– Но я... – Слова застряли у нее в горле. – Я боюсь...
– Жизнь – всегда риск! – горячо прошептал Клод. – Но я обещаю, что не причиню тебе ни малейшего вреда! Ты сама видишь, как неудержимо нас влечет друг к другу при каждой встрече, нас, живущих по разные стороны баррикады. Мы должны, просто обязаны прорваться друг к другу, и теперь нам уже ничто не сможет помешать...
– Ничто не сможет помешать?.. Клод вздохнул.
– Потеряв все, что я любил: отца, родину, – я ожесточился, сердце мое словно бы окаменело. Но, вернувшись сюда, я снова ощутил желание жить. А сверх того я встретил тебя... – Он нежно улыбнулся ей. – Я вел битву, заведомо проигранную после того, как увидел тебя, упавшую из гамака. Меня захлестнула такая волна полузабытой мною нежности, что я с трудом снова взял себя в руки. Но при всякой новой встрече снова и снова терял контроль над собой, не в состоянии бороться с той силой, что неудержимо влекла меня к тебе. Я понимаю, что рискую, говоря тебе все это. Но рискни и ты в свой черед!